Другая родственница Чернышевского, Варвара Пыпина, в книге «Любовь в жизни Чернышевского» пишет, что Ольга Сократовна досадовала на занятость мужа, чьи ученые интересы ей были скучны и непонятны. Однако рассуждения о том, что пора поставить женщину выше мужчины, слушала внимательно и супругом верховодила. Чернышевский же был счастлив счастьем жены и не перечил ей. Ольга Сократовна украшала собой общество — каталась на лодках, выезжала на тройках, пока ее «кабинетный» муж работал. Сама она меньше всего походила на «новую женщину», занятую эмансипацией, работой и думами о том, что «дела русского народа плохи».
В браке у Чернышевских родятся дети — Александр, Виктор (умер ребенком), Михаил. О неверности жены Чернышевский, конечно, знал, как понимал и то, что, видимо, младшие сыновья не от него. Большую часть жизни Чернышевский и Ольга Сократовна прожили врозь, хотя она приезжала на несколько дней на каторгу навестить мужа. Главная тема писем Чернышевского к жене — ее здоровье. В Сибири он напишет повесть «История одной девушки» — произведение, посвященное вопросам здоровья женщины, а точнее — опасности полового воздержания. Главная героиня — молодая провинциалка — решает не выходить замуж, но у нее развиваются «болезненные пароксизмы». Доктор рекомендует пациентке вести половую жизнь, но семейные предрассудки мешают девушке последовать совету врача… Чернышевский полагал: воздержание, благотворное для здоровья мужчин, вредит здоровью женщин. Его идею о том, что женщина не просто вправе менять партнеров, но от ее сексуальной активности зависит ее здоровье, современники не спешили разделить. Как, например, не соглашался с ним и Лев Толстой, изложивший свое понимание полового вопроса в «Крейцеровой сонате».
Поразительный брак четы Чернышевских, как пишет Ирина Паперно, «стал предметом повсеместных пересудов, имевших хождение не только при жизни Чернышевского, но и в двадцатом веке, когда он стал легендарной фигурой — предметом почитания и осмеяния». Чернышевский в начале романа «Что делать?» признается в отсутствии у себя художественного таланта, однако отголоски его идей слышны в произведениях большой литературы, от Достоевского и Лескова до Набокова.
Романист
Роман «Что делать?» был начат 14 декабря 1862 года и закончен 4 апреля 1863-го, то есть автор работал над ним 112 дней. Официальное разрешение продолжить писать начатый им «беллетристический рассказ» узник Петропавловской крепости запросил 20 декабря и получил его от коменданта крепости генерала Алексея Сорокина через два дня. В первом номере журнала «Современник» за 1863 год был анонсирован выход романа. Роман прошел двойную цензуру: сперва в Следственной комиссии его читал чиновник особых поручений III отделения, а затем цензор Санкт-Петербургского цензурного комитета Владимир Бекетов.
Тогда же случилась знаменитая история с потерей рукописи первой главы. 26 января она была передана из крепости санкт-петербургскому полицмейстеру, у которого ее забрал двоюродный брат Чернышевского Александр Пыпин. Он отдал ее редактору «Современника» Некрасову. 3 февраля по дороге в типографию Некрасов потерял сверток и потом через газету искал пропажу за вознаграждение. 8 февраля бедный чиновник вернул Некрасову рукопись и получил награду. 19 марта третий номер «Современника», в котором было опубликовано начало романа, вышел в свет.
Из тюрьмы, работая над романом, Чернышевский писал жене: «…наша с тобой жизнь принадлежит истории; пройдут сотни лет, а наши имена все еще будут милы людям; и будут вспоминать о нас с благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно время с нами. Со времени Аристотеля не было делано еще никем того, что я хочу сделать, и буду я добрым учителем людей в течение веков, как был Аристотель».
Работа над третьей главой велась во время девятидневной голодовки. Цензурное разрешение на публикацию было получено 27 апреля и 18 мая, и последняя часть вышла в пятом номере «Современника» 30 мая 1863 года.
7 июля цензор Бекетов был уволен за разрешение публикации «Что делать?», а роман запретили. Этот запрет был снят только в 1905 году.
«Что делать?» — социальная утопия, в основе сюжета — сложная любовная история. Юная Вера Павловна пытается спастись от деспотизма матери, намеревавшейся выдать ее против воли замуж за распутного богатого жениха. На помощь девушке приходит учитель ее брата — студент-медик Лопухов. Он не только пытается найти барышне работу, но и вступает с Верой Павловной в фиктивный брак, не претендуя на супружеские права, но обеспечивая жену. Лопухов бросает медицину и устраивается управляющим на завод. А Вера Павловна организует швейную коммуну для девушек-работниц. Живут супруги в разных комнатах, со временем фиктивный брак становится настоящим, но Вера Павловна влюбляется в друга своего мужа Кирсанова. Кончается любовный конфликт идиллией и совместным проживанием двух супружеских пар в общем доме.
Сюжет про Лопуховых и Кирсанова очень напоминает историю хорошо знакомых автору доктора Петра Бокова и его жены Марии Обручевой. Она фиктивно вышла замуж за Бокова, чтобы получить образование, а позже сошлась с врачом Иваном Сеченовым. Впрочем, писательница и мемуаристка Татьяна Богданович пишет: «Ни Чернышевский не скопировал роман с жизни, ни жизнь не украла у него тему». Когда Сеченов, не порывая со своим другом Боковым, соединился с его супругой, это казалось чудовищным.
«Что делать?» — самый известный, но не единственный роман автора. В сибирской ссылке он напишет роман «Пролог» (1871), в котором ослепительная аристократка влюбляется в разночинца, а путаные любовные линии четырех персонажей разного социального круга приведут к «одной большой семье».
Учитель
— Один из парадоксов Чернышевского в том, что его написанный в Петропавловской крепости роман стал эдаким евангелием для нескольких поколений,— говорит доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы СПбГУ Игорь Сухих.— Примерно до Серебряного века Чернышевский был кумиром широкого круга молодежи. С точки зрения литературы Чернышевский даже не Гаршин, тем боле не Лев Толстой. Тем не менее парадокс: роман «Что делать?» три-четыре десятилетия оказывался важнее, чем многие гениальные произведения. Это книгу было стыдно не знать, роман воспринимали как жизненный ориентир.
Писатель Елизавета Водовозова в книге «На заре жизни» писала о популярности романа «Что делать?» среди молодежи осенью 1863 года: «Кого только ни приходилось посещать в это время, всюду шли толки о романе Чернышевского «Что делать?»». Водовозова признавала, что молодым читателям импонировали демократические взгляды автора, «овладевшего умами и сердцами «новых людей»», как и само то обстоятельство, что он писал книгу в тюрьме.
Мемуаристка вряд ли преувеличила, назвав Чернышевского от имени целого поколения «самым популярным и уважаемым писателем». Отдельного издания запрещенного романа не существовало, поэтому номера «Современника» с главами романа покупали и отдавали в переплет. Подобный «самиздатовский» экземпляр, по воспоминаниям Водовозовой, стоил дорого — от двадцати пяти рублей, что не останавливало алчущих. Некоторые юноши и девушки продавали вещи, чтобы его приобрести. Издатель Алексей Суворин в дневнике писал о том, что «в конце века за комплект «Современника» с романом Николая Чернышевского цена доходила до 60 р.». Видимо, подобный «самиздат» и сохранил книгу для читателя.
Чернышевский в «Что делать?» превозносил женщину как создание, требующее уважения, заботы и деликатности от мужчины. Татьяна Богданович в книге «Любовь людей шестидесятых годов» вспоминает, что «громадное большинство» читателей приняло новое учение как новую религию. Чернышевский подарил читателю много диковинного: кооперативная швейная мастерская, коммуна для работниц, перевоспитание проституток.
Все это потрясло умы настолько, что в тех или иных формах реализовывалось в жизнь — от фиктивных браков до тройственных союзов, от коммун до организаций, которые ставили своей целью спасение падших женщин.
Статья Николая Лескова «Николай Гаврилович Чернышевский в его романе «Что делать?»» стала первым откликом на публикацию произведения. Лесков не рассматривает «Что делать?» как творение искусства, принимая всерьез предупреждение самого автора: «У меня нет ни тени художественного таланта». И замечает: «Роман Чернышевского со стороны искусства ниже всякой критики; он просто смешон». Лесков анализирует роман как публицистическое произведение, в котором «автор открыл себя, как никогда еще не открывал ни в одной статье», но призывов к потрясению основ и кровопролитию решительно не видит. Предупреждая обвинения, которые посыплются на роман автора, посаженного в Петропавловскую крепость, он спрашивает: «Где же тут Марат верхом на Пугачеве?»
Пока одни хвалили, другие ругали. У Ивана Тургенева книга вызвала «физическое отвращение», Александр Герцен признавался Николаю Огареву в 1867-м: «Читаю роман Черныш[евского]. Господи, как гнусно написано, сколько кривлянья… Мысли есть прекрасные, даже положения — и все полито из семинарски-петербургски-мещанского урильника». Газета «Северная пчела» посчитала «Что делать?» «отвратительной грязью». Профессор Новороссийского университета Петр Цитович, один из самых яростных критиков романа, в брошюре «Что делали в романе «Что делать?»» утверждал, что Веру Павловну и Лопухова можно привлечь к уголовной ответственности сразу по нескольким статьям. Редактор газеты «Московские ведомости» Михаил Катков отозвался о романе Чернышевского только в 1879 году в статье «Нигилизм по брошюре проф. Цитовича «Коран нигилизма. Что делали в романе ‘Что делать?’»». Катков писал: «Автор «Что делать?» в своем роде пророк. Многое, что представлялось ему как греза, совершилось воочию: новые люди разошлись или сами собой, или разосланы на казенный счет по градам и весям, тщатся на практике осуществить уроки учителя, далеко превзойдя его надежды».
Мученик
— В Петербурге до ареста Чернышевский был человеком, каждое слово которого ловили, читатели следили за тем, что он пишет,— говорит Игорь Сухих.— И он оказался на каторге, будучи до мозга костей общественным человеком. Его судьбу оборвали на взлете. Как вели себя во время следствия и суда декабристы? Признавались, каялись, потом бросались друг другу на шею. И Чернышевский, который ничего не подписал, никого не оговорил, да и на каторге никакого покаянного письма царю не написал. Он вел себя очень достойно.
Николай Чернышевский — кумир русских социалистов и любимый писатель Ленина. Владимир Набоков воскресил образ Чернышевского в романе «Дар», где иронически изображенный им эстет Годунов-Чердынцев пишет книгу о Чернышевском. И приниженный мученик вдруг заслоняет собой эстетствующего эмигранта.
— Четвертая глава в романе «Дар» Владимира Набокова о Чернышевском начинается с его высмеивания, а заканчивается драмой — сонетом, в котором появляется слово «подвиг»,— поясняет Игорь Сухих.— Взгляд Набокова — взгляд сноба, эстета на разночицев. Но в конечном счете, мне кажется, герой Набокова признает некую правоту и трагедию Чернышевского как мыслителя, литератора. Его трагедия в том, что он опередил свое время. Человек такого типа — «самоломаный» — не очень культурный и воспитанный. С другой стороны — это отчаянный трудяга, который бесконечно самообразовывался до конца жизни. Это был по складу характера «кабинетный мыслитель». Его спустя десятилетия можно представить не пламенным революционером, а культуртрегером — где-то возле Гумилева, Горького и Чуковского. При этом люди были к нему не очень расположены. Василий Розанов замечал: лучше бы Чернышевского отправить не в Сибирь, а в министерство — образованный, честный, неподкупный. Был бы замечательный чиновник эпохи великих реформ. С другой стороны, его трагедия — беда интеллигента в «полуторном поколении», который сам себя воспитать должен.
— Культ Чернышевского был создан руками правительства: и арест, и судебный процесс были основаны на очевидно эфемерных уликах,— говорит Юлия Сафронова.— Кроме того, на восприятие публициста в качестве мученика повлияла церемония гражданской казни 12 мая 1864 года. Он был привязан к столбу посреди городской площади с дощечкой на груди «Государственный преступник», которая напоминала о распятии. Десять лет спустя в стихотворении «Пророк» Николай Некрасов писал:
Его еще покамест не распяли,
Но час придет — он будет на кресте,
Его послал Бог Гнева и Печали
Рабам земли напомнить о Христе.
Николай Бердяев, отказывая «Что делать?» в литературных достоинствах, признавал, что мораль романа «бесконечно более высокая, чем гнусная мораль «Домостроя», позорящего русский народ». «По личным нравственным качествам это был не только один из лучших русских людей, но и человек, близкий к святости. Дело Чернышевского было одной из самых отвратительных фальсификаций, совершенных русским правительством»,— писал Бердяев в книге «Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века».
20 мая 1864 года, на следующий день после гражданской казни, Чернышевский был отправлен на телеге в Сибирь. Там гражданская администрация не хотела брать на себя ответственность за политического ссыльного: тобольский губернатор настоял на отправке арестанта в Иркутск, оттуда Чернышевский был выслан в Усолье, снова возвращен в Иркутск и, наконец, сослан к китайской границе, в селение Кадай. В сентябре 1866 года каторжник был переведен в село Александровский Завод в Забайкалье.
Приговор Сената был смягчен Александром II, срок каторги был сокращен до семи лет и в 1870 году подошел к концу. Чернышевский должен был выйти на поселение и воссоединиться с семьей. Однако после неудачного побега одного из заключенных срок каторги был продлен без суда. Более того, Чернышевский снова сел в тюрьму, откуда вышел на время «срока испытуемости» несколькими месяцами ранее. В декабре 1871 года Чернышевский был отправлен в Вилюйск и размещен в местной тюрьме. Днем ему разрешали выходить «свободно» в сопровождении жандармов, на ночь запирали.
В 1874 году, после неудачной попытки народника Ипполита Мышкина освободить ссыльного, условия содержания были ужесточены: вокруг острога с единственным узником был выставлен военный караул. Лишь в 1883 году Чернышевский был переведен на поселение в Астрахань без возвращения прав состояния. Писатель пробыл в тюрьме более двух десятилетий. Только в 1889 году ему разрешили переехать в Саратов, где он заболел малярией и скончался 29 октября того же года.
Памятник
О Николае Чернышевском в советское время принято было говорить как о «духовном вожде» или «борце». Современные исследователи им интересуются довольно мало.
Непонятый при жизни, он сильно пострадал от однобокой оптики советской критики.
Чернышевскому с культурной памятью, безусловно, не повезло, в чем отчасти и вина его самого. При этом, появись такой человек сегодня — он оказался бы чрезвычайно ко времени: интеллектуал, склонный к рефлексии, он фиксировал в дневниках интимные переживания с упорством блогера. А на женский вопрос смотрел прогрессивно, став одним из самых пламенных отечественных феминистов. Но во второй половине XIX века не было соцсетей, а этика под давлением великих реформ только начинала менять привычные контуры. Во многом эти социальные метаморфозы как раз и произошли благодаря сочинениям Чернышевского, человека, чья судьба и творчество балансировали от популярности и почитания у современников до забвения и неприятия потомками, записавшими его в конце XX века в предшественника большевизма и едва ли не погубителя России.
В молодости Чернышевский мечтал создать perpetuum mobile. Позже собирался написать «энциклопедию цивилизации», в которую войдет вся полнота человеческих знаний, и, таким образом, будут решены все проблемы и отрегулированы все стороны жизни. Это ему не удалось. Но в историю тем не менее он вошел как творец — слабого романа и новой модели мира.