На экранах «Последний рейс» Анны Гуттормсгард
В прокат вышел неонуар Анны Гуттормсгард «Последний рейс» (Paradise Highway) с Жюльетт Бинош и Морганом Фрименом в главных ролях. Несмотря на избитость криминальной линии, Михаила Трофименкова фильм непонятно чем, но зацепил всерьез.
Сюжетная линия проясняется за первые же пять, ну десять минут фильма. Педофильская мафия переправляет похищенных детей из США в Канаду, предварительно выдержав их в клетках в каком-то гнусном подвале. Ради спасения брата Денниса (Фрэнк Грилло), рискующего в случае ее отказа выйти из федеральной тюрьмы ногами вперед, в эти операции втягивается дальнобойщица Салли (Бинош). Но разобравшись, во что ее втравили, Салли мобилизует свой давно впавший в летаргический сон материнский инстинкт и бросает мафии вызов ради спасения девочки Лейлы (Хала Финли). Впрочем, не только мафии, но и полиции: Лейла ухитрилась оставить за собой труп канадского извращенца с ласковой внешностью Санта-Клауса.
Распознав, о чем речь, зритель не может не испытать желания, зевнув, прервать просмотр. Как ни ужасны сами по себе темы педофилии, инцеста, детских травм и прочего домашнего насилия, они настолько банализированы, растиражированы современным кинематографом, что впору говорить о спекуляции на трагедиях в промышленном масштабе.
Столь же на первый взгляд типизированы, столь же знакомы главные герои. Салли — этакий «свой парень». Что тяжеленным домкратом орудовать, что на грудь принять, если, конечно, в виски не подмешают какую-нибудь гадость, ей хоть бы хны. Отцовский обрез дробовика и бейсбольная бита всегда под рукой. Ее домом давно стала кабина трака. Что было в ее прошлой жизни, она сама вряд ли помнит. А о будущей жизни едва ли задумывается: одна сплошная дорога в никуда.
Идущий по следам Салли и Лейлы детектив Джерик, великолепно сыгранный восьмидесятипятилетним Морганом Фрименом,— тоже, в общем, знакомый по множеству книг и фильмов тип мудрого и разочарованного полевого охотника на злодеев старой школы. Его уютные кремовая шляпа и зеленая рубашка — вызов лощеной элегантности молодого напарника из ФБР. В торжество добродетели и триумф закона он, давным-давно разочарованный в системе правопорядка, не верит категорически. Единственное, что он может,— это минимизировать убытки в одном отдельно взятом криминальном расследовании. Типа афроамериканский брат героев Клинта Иствуда.
В общем, видали мы таких копов на американском экране, и не раз. Можно даже угадать заранее, где и какую улику Джерик обнаружит. Точно так же угадываешь на раз, что Салли не следует останавливаться на гигантской парковке, посчитав сам ее размер — дескать, даже сутенеры, подвозящие дальнобойщикам девушек, не знают всех ее закоулков — гарантией безопасности.
Почему же «Последний рейс» все-таки затягивает и не отпускает до самого конца?
Не в последнюю очередь, наверное, фильм обязан своей привлекательностью Лейле. Будучи жертвой педофилов, она должна бы, по жанровой логике, оказаться не субъектом, а объектом действия, не спасать, а спасаться. Но покричит, побьется в судорогах и пострадает она только совсем чуть-чуть, в самом начале фильма. А дальше возьмет львиную долю действия на себя.
И меткость стрельбы из дробовика метров этак с пятнадцати да наповал продемонстрирует. И бейсбольную биту использует в критический момент по назначению. И даже возьмет на себя руководство Салли, вусмерть упоенной, за рулем трака. Невольно вспоминается в этом эпизоде мальчик из культового фильма Александра Вульфовича и Никиты Курихина по рассказу Джеймса Олдриджа «Последний дюйм» (1957). Помните: мальчишка волок искусанного акулами папу-летчика в кабину самолета, который затем и пилотировал под отцовским руководством.
Есть в фильме еще один — на сей раз коллективный — неотразимый герой. Это банда, семья, мафия, называйте как угодно, дальнобойщиц — именно дальнобойщиц, а не дальнобойщиков,— приходящая на выручку Салли в самых роковых финальных обстоятельствах. Удивительно, что это, судя по всему, не сценарный извив, а отражение американской реальности. И значит, по хайвеям колесит не меньше крутых и бесприютных, солидарных друг с другом и рисковых оторв, чем их коллег мужеского пола.
И конечно, именно красота их мира, запечатленная в фильме, не дает оторваться от действия. Красота неприкаянных шоссе и случайных ночевок. Красота горящих в ночи — как рождественские елки — фар и стремных придорожных баров. Красота той самой гигантской парковки и ночного балета обитающих на ней шалав. Жить в этой красоте, конечно, ни одному нормальному человеку не хотелось бы, а полюбоваться на экране — почему бы и нет.