«Рисунок до бесконечности» в парижском Центре Помпиду
В Париже показывают «Пикассо. Рисунок до бесконечности» — самую полную на сегодняшний день выставку графики испанского мастера. Среди 1000 экспонатов: рисунков, пастелей, тиражной графики, живописи и скульптуры — есть и работы, которые никогда ранее не выставлялись. В переполненном Пикассо огромном зале Центра Помпиду можно провести не бесконечность, но уж точно весь день, считает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Выставка организована к 50-летию со дня смерти Пабло Пикассо (1881–1973), что так себе повод, нерадостный. И все же это возможность вспомнить, что великий испанец прожил долгую и самую счастливую среди собратьев по авангарду жизнь, значительную часть которой он провел в ранге признанного гения, сказочного богача, любимца женщин и кошмара галеристов. «Пикассо» превратилось в имя нарицательное для художника, он стал мемом, героем фильмов, мультиков, воспоминаний, монографий, карикатур и анекдотов. Его работы разве что не печатались на конфетах. Отчасти поэтому у нас есть ощущение, что про Пикассо мы давно все знаем и все уже видели. Так вот, это не так.
Здесь в рисунках выставлена вся его жизнь с 1900 по 1973 год, от станковой графики и заказных иллюстраций до листков из блокнотов, которые служили ему записными книжками. У нас есть ощущение, что Пикассо и в творчестве всегда ровен, как всегда похож на себя на всех своих лукавых фотографиях, где так и хочется пририсовать ему рожки. Илья Эренбург на полном серьезе утверждал, что Пикассо — это настоящий черт, а тот не спорил со своим давним приятелем.
Смену периодов и манер, а их в жизни художника больше десятка, мы отсчитываем по главным живописным работам. В графике же вариантов еще больше. Если забыть, что ты пришел на выставку Пикассо, можно подумать, что здесь выставлены листы десятков рисовальщиков. Общее у них у всех только одно — смелость и четкость. Ни один набросок не выдает и тени сомнения, автор мгновенно превращает в линии самые сложные формы, находящиеся перед его глазами, как будто бы просто обводит начисто железной рукой все прямые и кривые, намеченные кем-то до него. И даже специально отведенный кураторами крошечный стенд про «ошибки» художника, где тряпка и ластик так же важны, как уголь и карандаш, выглядит просто маленьким тупичком на пути всепобеждающей рисовальной машины.
Практически все выставлено в одном зале, организаторы избежали строительства отдельных комнат, кроме двух-трех особых случаев и тем. Рисунки висят на стендах, которые в свою очередь подвешены к потолку и закручиваются в спираль. В этом водовороте выделяются отдельные темы, посвященные не периоду, не времени, а определенной работе, вроде витрины с картонными скульптурами к «Завтраку на траве» или выгородки вокруг заимствованных в Лувре «Алжирских женщин» Делакруа.
Мы помним, что в 1950-х Пикассо в рамках своих панибратских диалогов с классиками (не только с современниками Мане и Моне, но с Веласкесом или Рафаэлем, которых он изображал запросто, как своих соседей по мастерской) написал 15 живописных оммажей Делакруа. Последний из них в 2015 году был продан за $179,3 млн на аукционе Christie’s, став одной из самых дорогих в мире картин не только Пикассо, но и современных художников вообще.
Этих картин здесь нет, зато впервые показаны маленькие подготовительные листы из блокнота, 71 рисунок с ожившими одалисками во всех мыслимых позах, стряхнувшими оцепенение, в которое их погрузил Делакруа. Более всего они напоминают раскадровку мультфильма.
Скорость и продуктивность (тот же Эренбург говорил, что любая еще не зарисованная плоскость была оскорблением для Пикассо) не раз соблазняла фотографов и киношников. Они соревновались, кто лучше передаст его движения, то ставя его перед стеклом, то заставляя рисовать в полутьме светящимися красками. Эти съемки оживляют выставку, но наибольшим успехом пользуется заснятая со стороны безо всяких спецэффектов работа художника широкой кистью над стенной росписью. Пикассо весь в сосредоточенном прицельном движении. Когда он пишет на стене, единственная для него проблема — дотянуться со стремянки до очередной линии. Наблюдать за тем, как это делает 70-летний мастер, полуголый, в растянутых и испачканных известкой на заднице семейных трусах, собираются стайки пришедших на выставку юных дев.
Для них, вероятно, новость сама тема «Пикассо и его женщины» с невиданной художественной и мысленной дистанцией между изображениями Ольги Хохловой, Жаклин Рок, Марии-Терезы Вальтер и Франсуазы Жило. Это даже не разные женщины, а жительницы разных планет. Разве не повод задуматься не о мизогинии художника, а о том — что бы там он сам ни говорил,— как многое в его творчестве зависит от женщины, с которой он рядом? В сравнении с ними Пикассо по доброй воле предстает чудовищем, монстром, бычарой вроде Минотавра, в котором он видел свое второе я. «Минотавр, насилующий женщину» тому пример, хотя в воспоминаниях Франсуазы Жило главная отмеченная черта ее любовника — странная робость, а вовсе не агрессия. Есть ли в работе Пикассо прославление насилия или, наоборот, любой насильник выглядит для него животным — решать современным моралистам. Во всяком случае, не зря афишей выставки сделали портрет Франсуазы Жило, единственной из его подруг, без колебаний бросившей художника и отомстившей за товарок.
Давно никто серьезно не рассказывал «широкой публике» именно о творчестве, в основном жуют истории о наследстве, обидах детей и подруг и темных сторонах его, как говорили в моей советской молодости, нетоварищеского отношения к женщине. Новая выставка в Центре Помпиду — прекрасная возможность поговорить с самим художником без посредников: без восторженности, без нравоучительности и без ханжества.