Картина Шагала «Над Витебском» пропала из постоянной экспозиции MoMA три года назад. Исчезла тихо, как ее и не было. И только в феврале этого года The New York Times сообщила, что картина ушла из музея навсегда и случилось это в связи с возвращением шедевра наследникам его последнего законного владельца, хозяина берлинской Galerie Matthiesen. Бежавший из Германии в 1933 году Франц Маттизен оставил картину в галерее, однако через год она была передана в Dresdner Bank в счет погашения долга. Это было известно купившему работу в 1949 году MoMA, и долгие годы сделка расценивалась как юридически чистая.
Но нельзя сказать, что музей мог быть совершенно спокоен по этому поводу: последние лет тридцать в США и многих европейских странах вал реституционных дел. Любая работа из собраний еврейских коллекционеров 1930-х годов была под прицелом. Недаром в каждом большом музее теперь есть отдел провенанса, чья основная работа — это как раз тщательная проверка истории владения и, что особенно важно, тщательное выяснение обстоятельств передачи каждого произведения из рук еврея-хозяина кому-либо во все годы гитлеровского режима. Такая практика должна была бы уберечь музеи от нежданных исков, однако, увы, музеи если даже и знают, что их работы под возможным реституционным ударом, первыми редко заявляют об этом и уж точно сами законных наследников не ищут.
Этим, как и доказательством неправомерного владения (вещи могли быть конфискованы нацистами или проданы под давлением), занимаются фирмы-посредники, такие как Mondex Corporation из Торонто. Она была основана в 1993 году и стала движущей силой многих дел о реституции за последние несколько десятилетий. В апреле 2020 года Mondex договорилась о возврате картины Шагала семи наследникам акционеров Galerie Matthiesen. Вроде бы тем жить и радоваться, тем более вскоре они продали «Над Витебском» за $24 млн. Музей хоть и оплакивал потерю, но тоже остался не в накладе: по условиям сделки наследники заплатили ему $4 млн, которые пошли на создание Фонда Франца Маттизена, цель которого — исследование происхождения произведений искусства нацистской эпохи в течение следующих 25 лет.
Вот только аппетиты посредника показались одному из наследников чрезмерными. И правда, комиссия $8,5 млн впечатляет. Юристам предстояло оценить, точно ли знали в Mondex о том, что Матизенам принадлежит именно эта работа Шагала, были ли у них заранее готовы доказательства того, что Galerie Matthiesen не получила за нее справедливую рыночную стоимость, то есть было ли в данном случае сокрытие важной информации. Ответчики утверждают, что в исследовании по делу картины «Над Витебском» приняли участие восемь историков, которые работали в общей сложности 3858 часов и только это стоило фирме более $130 тыс., и подтверждают, что точные данные о провенансе были получены уже после заключения контракта.
Вердикт историков и юристов, признанный музеем и послуживший основой для реституции картины, был однозначен: несмотря на то что бывший исследователь провенанса MoMA Линн Ротер утверждала в книге 2017 года, что переговоры c Galerie Matthiesen велись еврейским членом правления банка и что нет никаких доказательств того, что «Над Витебском» была передана банку под давлением, долг галереи перед Dresdner Bank был намного меньше стоимости работы Шагала. Сам банк уже в 1935 году продал «Над Витебском» государству, и это было частью сделки с прусским Министерством финансов по снабжению музеев Берлина тысячами произведений искусства. То, что Dresdner Bank, некогда второй по величине банк Германии, помогал финансировать строительство Освенцима, ситуацию не смягчало.
В итоге громкий иск был урегулирован во внесудебном порядке и обе стороны отказываются делиться подробностями сделки. Все это было бы частным делом, если бы речь не шла, во-первых, о шедевре, а во-вторых, об одном из крупнейших музеев мира, исследователи провенанса которого поработали плохо, недокопали, понадеялись на «авось пронесет» и предоставили тем самым возможность не самым добросовестным посредникам сыграть свою игру с профитом в немыслимые миллионы долларов. Ну а Шагал, что Шагал? Его судьба пока неизвестна — картина ушла некоему европейскому покупателю. Может, если бы в МоМА были порасторопнее, то и судьба картины могла быть иной — были случаи, когда деньги на выкуп находил музей, или они собирались по подписке, или государство и частные лица включались в процесс переговоров с наследниками, чтобы шедевры оставались в открытом для публики доступе. В данном же случае проиграли все мы.