«Золотая маска» показала «Чайку» Льва Додина
Фестиваль «Золотая маска-2023» открылся внеконкурсным козырем: «Чайкой» петербургского Малого драматического театра — Театра Европы. Свежую премьеру Льва Додина показали в рамках новой внеконкурсной программы фестиваля «Мастер». И никакой другой спектакль не подошел бы для этого лучше, считает Марина Шимадина.
Новая, появившаяся только в этом году программа «Мастер» представляет, как сказано на сайте фестиваля, постановки и их создателей, «состоящих вне конкурсных рамок и номинаций», «изменивших наш взгляд на театральное искусство и нас самих». Патриарх российской сцены Лев Додин, без сомнения, тут первый в списке. Но «Мастер» — это не почетная премия «за заслуги» для режиссеров, отошедших от дел и почивающих на лаврах. Лев Абрамович еще даст фору молодым, выпуская каждый год снайперски точные и виртуозные постановки. На прошлом фестивале «Золотой маски» его лаконично-острые «Братья Карамазовы» стали одним из хитов программы. Не сомневаюсь, что и нынешняя «Чайка» в следующем сезоне попадет в конкурс. Сделана она действительно мастерски, трезво и безжалостно. Без пощады к себе, к актерам и к зрителям. Без надежды на спасение — и парадоксально этим спасением являясь.
Лев Додин уже ставил «Чайку» в 2001 году, больше 20 лет назад: тогда Аркадиной была жена режиссера Татьяна Шестакова, а в роли Нины Заречной выступала начинающая Ксения Раппопорт. Колдовское озеро разливалось на сцене грязным цветущим болотцем, а все актеры крутили педали велосипедов. В нынешней постановке есть «приветы» предшественнице — например, занавес домашнего театра, сшитый из пододеяльников. Но общий светлый колорит сменился на мрачный черный.
Вместо зеленой лужи и велосипедов Алексея Порай-Кошица в сценографии Александра Боровского на темной искусственной глади качаются деревянные лодки. Нервный, изломанный Треплев (Никита Каратаев), любитель новых форм, тут устраивает театр на воде. И весь первый акт актеры балансируют, перепрыгивая из одного суденышка в другое. Зыбко, опасно, неустойчиво, нет твердой почвы под ногами. Герои стараются удержать равновесие, не упасть в эту черную бездну, остаться на плаву, отчаянно цепляясь за жизнь, за любовь, друг за друга. Но здесь, как на «Титанике», каждый сам за себя.
Если в первой половине спектакля тихий плеск воды, романсы и яркие наряды Аркадиной еще обманывали летней безмятежностью, то вторая обдает космическим холодом. Лодки лежат вверх дном и выглядят как надгробия, памятники ушедшей молодости, глупым надеждам. Колдовское озеро замерзло, свищет ветер, герои зябко кутаются в пальто, но не могут согреть друг друга. «Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно».
Новый спектакль Додина так же лаконичен и строг, как и «Братья Карамазовы», где из огромного романа с нагромождением сюжетов и характеров режиссер сделал изящную композицию на семь главных героев. В «Чайке» он тоже убрал второстепенные роли, оставив лишь тех, меж кем натянуты невидимые нити напряжения. Текст тоже перемонтирован ювелирно — реплики одних персонажей отданы другим и оттого звучат еще более хлестко. «После Толстого или Тургенева не будешь читать Тригорина»,— бросает Треплев прямо в лицо знаменитому писателю. Тут вообще ничего не скрывается, все на людях: Нина воркует с Тригориным на глазах у Аркадиной, а та со злой издевкой читает ее любовное послание: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, приди и возьми ее».
Аркадина (прекрасная Елизавета Боярская) тут еще молода и хороша собой, но сразу чувствует в Нине (Анна Завтур) опасную соперницу. Она борется за Тригорина — в исполнении Игоря Черневича блеклого и потрепанного — во всеоружии женских чар и актерского таланта. Знаменитую сцену соблазнения она играет напоказ — мол, смотри и учись, девочка. Но зато по-настоящему искренне, с чувством Аркадина читает монолог Маши из «Трех сестер» как одну из своих ролей. (Интересно, что именно Машу Боярская сейчас играет в МДТ.) И слова «я люблю, люблю, люблю этого человека», произнесенные от лица Маши Прозоровой, у нее звучат правдивее, чем в жизни. В этом главный парадокс и Аркадиной, и других людей искусства в этом спектакле. Они живут только на сцене или в своих сочинениях, там они настоящие, а реальность становится лишь расходным материалом для творчества.
Тригорин тут постоянно ходит с записной книжкой и фиксирует все реплики героев, чтобы в финале устало вскинуть руку с готовой пьесой — «Чайка. Комедия». И становится понятно, почему текст спектакля был так перекроен и почему в нем появились цитаты из чеховских писем. Это была не пьеса, отлитая на века в собраниях сочинений, а сырец, сама жизнь, которая легла в ее основу. Но «сюжетом для небольшого рассказа» здесь становятся сломанные судьбы тех, кто не смог найти убежища во второй реальности — кто существует здесь и сейчас, в грубом, невыносимом настоящем.
Жалкий и смешной Медведенко (Олег Рязанцев) отдает Тригорину его «вещь» — чучело чайки, сделанное по его заказу. Та птица, что подстрелил Треплев, была безобразной, окровавленной, отталкивающей своим натурализмом. Зато чучело получилось чистенькое, аккуратное, одним словом — nature morte. Вот и Тригорин с Аркадиной, а потом и с Заречной становятся такими «таксидермистами» — превращают жизнь, собственную и своих близких, в Kunstwerk. «Я чувствую, что для меда, который я отдаю кому-то, я обираю пыль с лучших своих цветов, рву самые цветы и топчу их корни»,— признается Тригорин Нине. И она в свою очередь готова отдать все за громкую славу, за место в пантеоне небожителей — и действительно отдает, теряет любовника и ребенка, но становится настоящей актрисой. И в финале уже осмысленно, глубоко читает свой монолог Мировой души. Искусство, как жестокое божество, требует от своих жрецов постоянных жертв, и они готовы их приносить, потому что только так они спасаются от страшной реальности. А тем, кому не повезло найти свой путь в творчестве, остается только застрелиться.