Книга Никулина «Воспоминания о войне» вышла в свет в 2007 году в издательстве Государственного Эрмитажа микроскопическим тиражом в серии «Хранители», читаемой прежде всего музейными историками и коллегами. Через год вышло второе издание. Книгу прочли и ринулись издавать и переиздавать, увидев в ней раскрытый ящик Пандоры: в тихих скупых словах ученого, ушедшего на войну в 1941-м сразу после школы и закончившего ее в Берлине в звании гвардии сержанта, кипит яд войны, которым отравлены все, кто к ней прикоснулся. «Я обратился к бумаге, чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко засевшую там мерзость, муть и свинство, чтобы освободиться от угнетавших меня воспоминаний…» — сформулировал перед первой публикацией сам Никулин.
Он признавал, что мемуары эти — «дитя оттепели», казалось, что можно хотя бы для себя это записать. Когда в конце 1990-х рукопись вышла за стены квартиры Никулиных, а потом и дошла до публикации, сам мемуарист назовет это своей чудовищной ошибкой: «Я и в себе обнаруживаю тот же неистребимый страх». Но ему важно было наконец сказать, что «война всегда была подлостью, а армия, инструмент убийства,— орудием зла».
Что такого рассказал Никулин, чего не было сказано раньше? Фактически ничего нового. Но он вел свой рассказ «снизу», из траншеи, а не «сверху», из штабов. Нельзя не прислушаться к мальчику, увидевшему кровь, грязь, слизь, голод, насилие, идиотизм приказов, полки бессмысленно отправленных под пули солдат, ложь и подлость начальства. Этот тихий текст бьет наотмашь — после него слащавой ложью кажется почти вся военная проза советских писателей. Никулин хотел одного: «воскресить у людей память и уважение к погибшим… Никакие памятники и мемориалы не способны передать грандиозность военных потерь, по-настоящему увековечить мириады бессмысленных жертв. Лучшая память им — правда о войне, правдивый рассказ о происходившем, раскрытие архивов».
Основной текст «Воспоминаний» написан к 1975 году. Написан «в стол», и никак иначе. Все, кто знал Никулина, знали и его подчеркнутую сдержанность и как бы безэмоциональность. «Человек в футляре», сухарь, немного надменный и желчный, шагавший через Неву из Эрмитажа в академию и обратно. Он казался воплощенным образом советского ученого. Вот только был беспартийным (наотрез отказался вступить после боя), что для прошедшего всю войну ветерана было необычно. Не любил есть в одиночестве — говорил, что это «с войны». Да время от времени выдавал вдруг коллегам скабрезные частушки, из его уст казавшиеся особенно смешными.
В 1960–1980-е годы в СССР не было понятия «посттравматическое расстройство», никакой такой травмы у ветеранов не предполагалось. Руки-ноги целы, не контуженный — повезло. А что у тебя в голове по ночам творится, какие кошмары и боли тебя мучают — кому какое дело. Никулин так никогда и не оправился от встречи с войной как она есть — «ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость»,— но хотел, чтобы об этом помнили те, кто придет после него.