При желании либретто к опере «В своем саду любит Дон Перлимплин Белису» можно прочесть за двадцать минут, именно столько занимает знакомство с короткой пьесой Лорки, которая легла в ее основу. Опера идет один час пятнадцать минут — и не сказать, что они проходят мучительно.
Сюжет пьесы Лорки — в Советском Союзе ее перевели как «Любовь Дона Перлимплина» и убрали из подзаголовка слово «эротический» — слегка изменен, появились новые персонажи. Дон Перлимплин уже не старик, неудачно женившийся на молодой и сексуально ненасытной красавице, но почти ее ровесник, только несколько не от мира сего. Он погружен в книги, которые наполняют всю квартиру и при малейшем движении начинают сыпаться как орехи. Книжная мизансцена, открывающая оперу, задает ей шутливый тон, который уступает место трагедии. Хотя сам Перлимплин поначалу равнодушен к многочисленным любовникам жены, появляющимся уже в первую брачную ночь.
В отличие от пьесы, где о них только говорят, сцена полна людей: либретто обогащено небольшим хором, звучащим во Франкфурте в записи, а режиссура Доротеи Киршбаум — танцовщиками, что, впрочем, не лишает написанную в двенадцатитоновой системе оперу камерного характера и даже не делает ее оперой-балетом, притом что танцовщики вполне соответствуют замыслу самого Лорки — как музыкант и композитор, он и сам думал обогатить спектакль сонатами Скарлатти и танцевальными номерами.
Сама сцена Бокенхаймер-депо, где показывают «Дона Перлимплина»,— это второе здание Франкфуртской оперы,— может быть и безразмерной. Действие вынесено максимально близко к зрителю, художник Кристоф Фишер создает сюрреалистическое пространство: хотя в нем есть узнаваемые материальные элементы вроде дивана или балкона, это больше путешествие в подсознание главного героя.
Дон Перлимплин в исполнении баритона Себастьяна Гейера выглядит Дон Кихотом, неожиданно вышедшим из книжного запоя и обнаружившим, что чувство может быть не только абстрактным понятием, а вещью посильнее «Фауста» Гете, да и додекафония — необязательно засушенной, лишенной эмоционального тепла музыкой. Даже не верится, что в годы нацизма Фортнер публично критиковал Шёнберга, ведь более талантливого последователя его системы и не сыщешь. Под стать ему и франкфуртские постановщики. В режиссуре — ни одной лишней детали, мизансцены полны гармонии, словно перед нами история счастливой любви, а не изгнания из рая. Фишер придумал простую, но действенную метафору расширяющемуся сознанию героя: когда тот понимает, что мир чувств богаче мира книг, декорации разъезжаются на глазах. Это и катастрофа, и освобождение одновременно: прежнего порядка вещей нет, неустойчивость овладела миром, но одновременно книжник превращается в человека, пусть и в момент самоубийства. Кажется, в этот момент Белиса (Каролина Бенгтсон) начинает задумываться о чем-то важном, но ставки сделаны, игра окончена. Единственный, кто оплакивает Перлимплина,— его верная служанка Маркольфа (меццо-сопрано Каролина Макула), но изменить что-либо и ей не дано.
За пультом — специалист по сложным случаям Такэси Мориути (о том, как дирижер спасал родной оперный театр, заменив заболевшего певца, “Ъ” писал 22 апреля). Условия задачи непривычны — здесь и начинающийся с фарса и завершающийся кровавой драмой сюжет, и особый состав оркестра, куда введены клавесин, гитара, челеста и вибрафон; да и в ткань музыки вдруг вплетается пародия на колоратурные арии — мать Белисы во франкфуртской версии оказывается не просто разряженной по моде XVIII века дамой, но оперной певицей (колоратурное сопрано Анна Нехамес, как и остальные участники постановки, принадлежит к постоянной труппе франкфуртцев). В общем, в ряду многочисленных музыкальных переложений пьесы Лорки опера Фортнера занимает видное место.
Сам Фортнер (1907–1987) — мало кому известный в России классик немецкой музыки. В его наследии с десяток опер и балетов, включая «»Кармен» Бизе—Коллажи», написанные вместе с Вильфридом Штайнбренером по идее легендарного балетмейстера Джона Кранко. А среди многочисленных учеников — такие разноплановые авторы, как Ханс Вернер Хенце, Бернд Алоиз Циммерман и Вольфганг Рим и даже гуру видеоискусства Нам Джун Пайк. Фортнер стоял у истоков легендарных международных летних курсов новой музыки в Дармштадте, а во Фрайбурге в 1964 году основал Институт новой музыки; о его влиянии в той или иной степени могут говорить многие. Да и публика не внакладе: среди самых популярных послевоенных постановок немецкой сцены — опера Фортнера по другой пьесе Лорки, «Кровавой свадьбе».
В последний раз «Дона Перлимплина» ставили тридцать лет назад, хотя до этого играли часто — более двадцати постановок после премьеры 1962 года. Чем объяснить такую статистику, сразу и не скажешь — то ли публика консервативна, то ли интенданты трусливы, то ли хороших опер в мире стало слишком много.