Рон Мьюек в парижском Fondation Cartier
В Fondation Cartier в Париже открыта выставка австралийского художника Рона Мьюека, создателя фантастических и в то же время натуралистических скульптур, нарушающих все масштабы реальности. Главные темы нынешней выставки — смерть, страх и насилие, чему ничуть не удивлен корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
В стеклянной коробке Fondation Cartier, построенной Жаном Нувелем, тремя пирамидами громоздятся огромные, в половину человеческого роста, черепа. Похоже на разоренное кладбище гигантов. Эта работа называется «Масса», и ее впервые довезли до Парижа из Национальной галереи Мельбурна, для которой она была сделана. Сто белых как мел черепов из стеклопластика и новый 101-й, отлитый из металла, у входа в зал.
Автор инсталляции и герой нынешней выставки Рон Мьюек родился в 1958 году в Австралии, но живет и работает в Британии, на острове Уайт посреди Ла-Манша. Это третья выставка Мьюека в Fondation Cartier: в 2005-м в Париже состоялась его самая первая персоналка, считайте открытие. Вторую выставку устроили в 2013-м, она пользовалась огромным успехом, и вот теперь подоспела третья. В Fondation Cartier, может быть, и были бы рады показывать Мьюека чаще, но художник работает тщательно, изготовление одной скульптуры может занять год.
За четверть века работы он создал только 48 произведений, каждое наперечет. Месяцы уходят на формирование искусственных тел, столько же на точную имитацию каждого волоска на лице и теле, пигментных пятен, ресниц, прозрачных глаз — всегда много больше или много меньше реального масштаба. Его произведения — или карлики, или великаны, ни одно из них несоразмерно человеку. Фотография не передаст это ощущение полностью: впечатления усиливаются тем, что в инсталляции участвуют сами зрители, принося в качестве линейки свой собственный рост.
Как говорит художник, строя пирамиды из мертвых голов, он думал о парижских катакомбах с их выложенными вдоль стен черепами былых горожан. Вход в них расположен в сотне метров от Fondation Cartier. Для Мьюека «Масса» — это ванитас, помни о смерти. Для русского зрителя очевидны другие ассоциации, не столько с мандельштамовским «Неизвестным солдатом», сколько с всенародно известным «Апофеозом войны» Василия Верещагина. Работе Мьюека уже шесть лет, но сейчас все — и зрители, и критики — отмечают ее новое звучание: война вернулась в Европу и снова засевает поля черепами.
Неперсональность, повторяемость смерти в эпоху массовых убийств смягчается лишь двумя работами из пяти. Обе говорят о будущем, обе изображают только что рожденных младенцев. «Девочка» (скульптура 2006 года) вытянулась на подиуме на все пять метров своего исполинского роста — с остатками пуповины, в родовой крови, со слипшимися волосами, она впервые смотрит на мир, населенный лилипутами. Другой «Ребенок» (2000 года), миниатюра в 25 см, укреплен на стене в позе новорожденного, поднятого за ноги, и выглядит чем-то вроде подвешенного над кроватью распятия в мире великанов.
Работа этого года — три огромных добермана, готовых броситься и вцепиться в горло, не собаки-помощницы из андерсеновского «Огнива», а олицетворение Цербера, не усыпленного Орфеем и не побежденного Гераклом. Настоящие черные демоны, чьи напряженные тела и угрожающие позы способны испугать, пусть и ясно, что это всего лишь скульптуры. Очевидный намек на то, как сила, воспитанная, чтобы управлять другими людьми, вырывается на свободу и оборачивается против воспитателей. Друг человека легко становится врагом после простой перемены масштаба.
В отличие от выложенных на свету черепов, собаки спрятаны в подземелье при искусственном свете, делающем их еще более устрашающими. Там же выставлена новая небольшая скульптура «Эта маленькая свинка», изображающая пятерых мужчин, забивающих свинью. Художник не стал доводить их фигуры до обычного светящегося правдоподобия, это традиционная скульптурная группа убийц, буднично делающих свое дело. Тем понятнее заключительная работа «Человек в лодке» (2002), где на носу большого черного челна сидит в усталом отчаянии обнаженный мужчина: его везут то ли в условный загробный мир, то ли в реальное не лучшее будущее.